Get Mystery Box with random crypto!

Довольно ощутимо облетела новость о том, что в своей очередной | ✙Над пропастью кринжи✙

Довольно ощутимо облетела новость о том, что в своей очередной Валдайской речи, Путин упомянул капитализм, традиционные ценности и тому подобное.

На самом деле заявления о «мама – папа» и ужасы неолиберального Запада в купе с утверждением про исчерпание современного капитализма как модели, абсолютно не нова. В некотором роде это является путинским палеоконсерватизмом, к которому аппарат президента РФ пришел после провальных протестов на Болотной площади. Тут следует сделать ретроспективный экскурс в то, как этот дискурс выстраивался. Если опираться на книгу Вячеслава Морозова «Russia's Postcolonial Identity», то можно выстроить постепенное накручивание маховика системы. Так впервые про «духовные скрепы» было оглашено в декабре 2012-го во время федерального собрания. И уже в сентябре 13-го на Валдае линия была продолжена, с упоминанием «государствообращующего народа». Несмотря на то, что Путин отвергал возможность «идентифицировать себя только через свою этническую принадлежность или религию в такой большой стране с многоэтническим населением», он все же описывал Россию как «государство-цивилизацию, усиленную русским народом, русским языком, русской культурой, Русской Православной Церковью и другими традиционными религиями страны».

Переводя эти установки в практику, развернули борьбу, как против национальных меньшинств России, так и против федерализма в целом. И на данный момент можно уже говорить о том, что национальные движения даже такие небольшие что были – разрушены, федеральное устройство практически нивелировано, самый яркий тут пример Татарстан, который попадает под удар законопроектов новой Думы. В данном законопроекте не будет больше «президентов», а лишь «региональный глава». Что подводит окончательной ликвидации хотя бы формального федерального устройства в России.

Что же касается дальнейшего, то апогеем дискурса, разумеется, был Крым. Он одновременно позволил выстроить «крымский консенсус», дав небывалый кредит доверия и прочности для власти. Но и позволил расширить возможность борьбы с инакомыслием, а также усиление дискурса «консерватизма» в стране. При том следует отдать должное, дискурс выстраивается, апеллируя не только к самовосприятию элит, но и самовосприятию самого народа. Который с легкой руки Суркова стал «новой нефтью».

События двух майданов в Украине подстегнули российское руководство к перманентному страху возможных исходов в самой России. И не без оснований считали и считают, что восстания инспирировались Западом. Как огня боясь любого западного влияния в гражданском обществе или властных структурах, был начат после Мюнхенской речи разворот на консервативные рельсы. Шмиттовская логика антагонизма не может понять фундаментально гибридную природу русского консервативного антизападничества. Основывая каждое свое движение на евроцентрическом нормативном порядке, русский палеоконсерватизм злоупотребляет и переворачивает гегемонистский словарь, но не пытается выйти за его пределы или отказаться от него. Российские поиски аутентичности остаются подражанием некоему «современному предмету европейской» истории и неизбежно представляют собой печальную фигуру нехватки и неудач. Повествование о переходе всегда будет оставаться «крайне незавершенным».

Отсюда и вырисовывается непривычная для взора диффузия советского прошлого с дореволюционным. Синтез красно-коричневости, который проявлялся впервые через общественное бессознательное в октябре 93-го, когда на баррикадах был романовский и советский флаг. Еще в 2009-м году в «Ведомостях» вопрошали, от чего же российская власть избрала «российский консерватизм» Ильина и Солженицына, с откровенным антизападничеством, хотя корневище этих взглядов лежит в фигуре Победоносцева. В 1883 г. инициатор контрреформ Александра III обер-прокурор Синода Константин Победоносцев отмечал: «Когда суд отделен от государства (на наше горе успели сделать это и у нас), он становится орудием господствующей партии <...> Единая власть – единственный залог правды для России. Вот где правда, а там (на Западе)– ложь, роковая ложь для России».