Мысли моей тещеньки-филолога в неделю Григория Паламы. В силу | Анна Долгарева | Стихи

Мысли моей тещеньки-филолога в неделю Григория Паламы.

В силу работы в школе, а теперь в воскресной школе с детьми в основном четвёртых – пятых классов, я должна о сложных вещах говорить понятно. И вот вдруг на помощь, не мне первой, пришёл «Буратино». Но если в проповедях, которые мне очень по душе, говорят об истории Буратино и Пиноккио как об истории блудного сына, мне хочется сказать ещё об одной возможности использования этой сказки.

Если мы приходим в храм и в первую и последнюю очередь любуемся иконами, радуемся прекрасному пению, зажигаем свечи, исполняя некий ритуал, мы похожи на папу Карло, который пытался согреться, глядя на нарисованный очаг. Он и не догадывался ни о какой волшебной двери, которая за этим очагом.

Если мы в той или иной мере строго постимся, предпринимаем усилия в борьбе со своими грехами, пытаемся исполнять молитвенные правила – мы владельцы золотого ключика, который сам по себе может казаться нам ценностью.
Но мы правы только в том случае, если пытаемся этот ключик использовать по назначению: стараемся провернуть его в замочной скважине заветной двери. И ездить на петухе, и прятаться в горшке с костями, чтобы выведать расположение этой двери нам не нужно: и батюшки и миссионеры наши прилежно и неутомимо рассказывают нам, что пост не грехоцентричен, а Христоцентричен.

Там, за заветной дверью, которую мы пытаемся отомкнуть своими в разную меру усердными аскетическими усилиями, не волшебный театр, не бутафорское сияние разноцветного стекла, а сам Господь, нетварный свет, радость настоящая, которая нам заповедана.

Это не значит, что усилия каждого из нас увенчаются полным триумфом, и мы засияем, как Серафим Саровский. Но не останавливаться у нарисованного очага, не вертеть на пальце золотой ключик как обретённое окончательное сокровище, а пытаться открыть заветную дверь возможно и нужно каждому.

И ещё о том же почти, но уже не сказкой, а стихами. Стихами моей горячо любимой Анны Долгаревой, которая в силу возможностей густого поэтического текста несколькими строчками может увести нас от нарисованного очага к жизни живой и исполненной тайны, тем более в храме:

Как будто не ничей, а вовсе чей
ты человек. И в пламени свечей
дышало нечто тайное, живое,
как подо льдами спящая вода,
как над крестами белая звезда,
как Новым годом пахнущая хвоя.

Ирина Гончаренко.