2019-08-29 10:48:13
Иловайск: воспоминания, написанные 3 года назад.
Сегодня 29 августа, два года со дня Иловайского котла. Я не писала свои воспоминания об этом раньше, слишком болезненно это было: и для меня, и для бойцов батальона «Донбасс», и для волонтеров батальона. Но именно в этот день вновь всплывают воспоминания, и я понимаю, что должна это уже написать. Не для себя, а для бойцов, для их родных, для всех кто помогал и переживал за батальон, для истории в конце концов.
Я волонтер батальона «Донбасс», принимала участие в его создании с первых дней, еще живя в Донецке, где уже начиналась раскачка ситуации Россией. Выехала я из Донецка в Киев 29 мая 2014 года, что практически совпало по времени с передислокацией батальона под Киев в Новые Петровцы. Уже в Киеве мною был создан Call-center батальона «Донбасс», в чем мне помогли неравнодушные патриоты Украины. Я сформировала коллектив волонтеров-операторов колл-центра, и я горжусь этими людьми, т.к. все эти люди дружны между собой до сих пор, пройдя столько испытаний и выдержав такую психологическую нагрузку. Изначально колл-центр я создавала с целью снять с военных нагрузку по приему звонков от добровольцев, а также организовать эту работу качественнее, используя обработку данных в электронном виде, а не на бумажных носителях. Но ключевую роль, как оказалось, колл-центр сыграл во время Иловайска.
Все были в напряжении последние дни из-за неутешительных сообщений с передовой. Но после начала выхода колонны из Иловайска и расстрела ребят в «зеленом» коридоре, всё превратилось в нескончаемый поток телефонных звонков на колл-центр, и кромешный ад. Звонили родные бойцов, причем как наших бойцов, так и других подразделений, поскольку не знали куда обращаться. Звонили сами бойцы из окружения и просили помощи. Но чем, чем могли помочь мы девчонки, находящиеся в разных городах Украины? Причем две девчонки находились на тот момент в оккупированном боевиками Донецке, но продолжали принимать звонки. Одна жила, как говорят, в «обстреливаемом районе» и время от времени вынуждена была спускаться в подвал дома, чтобы переждать обстрелы. Телефонные линии были перегружены, дозвониться к нам, зачастую, было на грани фантастики. В связи с таким режимом мне пришлось срочно искать еще операторов-волонтеров, но надежных, т.к. утечка любой информации, с которой мы работали, могла стоить ребятам жизни.
Девчонкам это стоило неимоверных усилий, они писали, что пьют успокоительные. Новая девочка-оператор, посидев пол дня на звонках, звонила мне в слезах, плакала в трубку, и говорила: «Я не могу больше. Это ужасно. Они там все погибли. Мне звонят жены, сестры, матери, родные в слезах. Я не могу так, я не могу сказать, что он погиб. Я не могу больше, я уйду». А я… А я держалась с ней строго, как могла, говорила, что она должна подумать о бойцах-добровольцах, об их родных, что им нужна сейчас её помощь и поддержка. Потом утешала её. А положив трубку, еле сама сдерживала слёзы. А в голове была мысль, не сейчас, сейчас нельзя раскисать, нужно делать своё дело.
Семен Семенченко на всю страну пообещал в Фейсбуке, что будут составлены списки погибших, раненых, пропавших без вести. В моем представлении не военного человека, это должны были делать какие-то должностные лица из НацГвардии, из Минобороны или из Генерального штаба. По крайней мере, должна была информация стекаться вся к ним. После прочтения поста, мне казалось, что в Днепропетровске или Курахово должен быть также ответственный за это человек из батальона, который и будет передавать данные в «штаб». Мои представления об этом столкнулись с реальностью…
156 views07:48