Переводила вчера на очень статусном мероприятии, и во время ра | interpreter at work
Переводила вчера на очень статусном мероприятии, и во время работы мне пришла записка от организатора: «Надя, можно говорить *правильный_термин*» (правильный термин был написан крупными буквами и выделен двумя подчеркиваниями). В переводе на общепринятый русский это означает: «Надя, блин, говори НОРМАЛЬНО». Я всегда веселюсь, когда вижу эту новую «вежливую» норму: 'можно' вместо 'нужно'.
Вообще, я с невероятным интересом наблюдаю за постоянными изменениями норм делового и повседневного общения. Вот где настоящий рок-н-ролл.
Мои кумиры в этике речи — британцы. Взять, хотя бы выражение «You want to», которым ловко маскируют повелительное наклонение. Например, вы стоите на КПП и слышите: «You want to go to room 305», дословно: «Вы хотите пойти в кабинет 305». В особенно тяжелых ситуациях мой внутренний гоблин, слыша это выражение, начинает орать: «Нет, это не я хочу туда пойти, это ВЫ ХОТИТЕ, чтобы я, блин, туда пошла».
Формы повелительного наклонения могут прятаться и по-другому — благодаря влиянию модного направления non-violent communication (ненасильственное общение). С такого примера я и начала пост: повелительное наклонение заменяется на разрешение «можно»: «Надя, можно говорить патронажные сёстры, а не медсёстры». «А теперь можно подняться наверх» — хотя в реальности у меня нет вариантов, надо идти наверх. «Можно подождать и задать вопросы в конце» — ну, вы поняли.
Our language is highly political, и мы живем в интересное время: стремительно меняются ценностные ориентиры общества, что выливается в новые языковые нормы. Это касается всего, и лексики — в первую очередь.
Для переводчика быть чувствительным к таким процессам — первостепенная необходимость. Правда, иногда возникает ощущение, что ходишь по минному полю: недавно синхронила на феминистком мероприятии, где использование феминитивов было обязательным (авторка, кураторка). Но вот если я вверну новый феминитив в перевод на консервативном мероприятии, это вызовет в лучшем случае лёгкое удивление.
И это касается называния всего. Наверное, вы помните, что в нулевые говорить «человек с ограниченными возможностями» было абсолютной нормой. Сейчас это такой моветон, что даже неловко слышать — по современной этике принято: «человек с инвалидностью». Но вот незадача: на недавнем мероприятии участник дискуссии (сам человек с инвалидностью) сказал мне: «Хватит сглаживать углы, называйте меня “инвалид”».
На другом инклюзивном мероприятии выступающий назвал себя transgender, и я на автомате чуть не ляпнула «человек с трансгендерностью», но, слава богу, вовремя опомнилась.
Могу ли я как переводчик влиять на формирование новой нормы? Не уверена. Лексика и грамматика должны транслировать позицию автора. Если человек орёт благим матом, а переводчик нежным голосом говорит «А теперь вы можете ненасильственно пойти нахер», — это прозвучит странно.
С другой стороны, выбирают не только заказчики, мы тоже можем выбирать, с кем мы хотим работать. Можно себя позиционировать как переводчика с определённой повесткой — если вам очень важны конкретные ценности, имеет смысл находить заказчиков, которые их разделяют, тогда подыскивать правильные слова и выражения будет куда проще.
Я руководствуюсь именно этим принципом: искусство, культура в широком смысле, новые модели управления (самоуправление) и некоммерческие / негосударственные проекты. Ясное позиционирование привлекает людей, с которыми мы изначально говорим на одном языке, и переводить для них — одно удовольствие.
