Сейчас я вам расскажу историю про девочку Дашу и эффект бабочк | Пепел Клааса

Сейчас я вам расскажу историю про девочку Дашу и эффект бабочки. Девочка Даша родилась и выросла в центре Москвы, прямо-таки внутри Садового кольца, как и ее мама и бабушка с дедушкой.
Еврейская прабабушка Даши была родом из еврейского местечка под Киевом, и за прабабушкой ухаживала сиделка из Херсона, а еще мама пела Даше, как колыбельную, песню “Мiсяць на небi”, хорошие друзья родителей работали в Киевской опере, и часто приезжали в гости, а еще Даша ездила с бабушкиной подругой отдыхать в украинский Крым – ну и на этом связь Даши с Украиной заканчивалась.
Находясь в самом, что ни на есть, гнездовье русской интеллигенции, Даша училась правильно думать, правильно читать и правильно разговаривать. В семье с уважением относились к другим диалектам и языкам – объясняли мне, как и на каких языках разговаривают в разных концах страны, в соседних странах. Но, конечно, Даше полагалось разговаривать “по-московски”, в крайнем случае – “по-петербуржски”, так что, когда Даша приезжала из Крыма, играв половину лета с украинскими детьми, она сама переучивалась обратно на московский говор: из замечаний одноклассников и знакомых, из шуток по телевизору, было очевидно, что “гэкать” – это что-то провинциальное, смешное и ассоциирующееся с низким уровнем образования, дохода и тому подобным. То, что люди просто так разговаривают, потому что такие звуки/интонации использует их родной язык, Даше было неочевидно даже несмотря на то, что в семье ей это когда-то объясняли.
Даша в 15 лет считала охренительно смешной кричалку, которую болельщики “Зенита” кричали на матче с киевским “Динамо”: “Ваши бабы на Тверской!”. Ну типа ха-ха, украинки-проститутки. Даша не припомнит никого, кто говорил бы, что так шутить нехорошо: эти шутки и им подобные, были вполне нормой. Как, впрочем, и шутки про многие другие национальности, из соседних стран.
Но тогда же Даша познакомилась в интернете с мальчиком из Киева (привет, Дима, ты читаешь эти строки), и он познакомил ее с украинскими авторскими песнями. И её отношение конкретно к украинскому языку (который, разумеется, многие люди вокруг называли – “не язык”, “испорченный русский”, и так далее) сильно изменилось: Даша очень любила языки, с раннего детства, и ей было понятно, что это отдельный, очень красивый язык. Даша даже записывала на диктофон, как она поёт по-украински, а Дима комментировал произношение.
Одно из самых ярких воспоминаний, с которых Даша начала соображать, что с ее отношением к украинцам что-то не так, – это когда она в 20 лет, в 2007 году, прилетела за границу, и бармен в отеле предположил, что она из Украины. Даша была всерьез оскорблена до глубины души и сказала, что нет, из России. Бармен (по-английски) продолжил говорить: “Да нет, я уверен, вы очень похожи на украинку”. Даша озверела. Ей была отвратительна мысль о том, что кто-то мог принять её за украинку. Молодой человек, с которым она тогда завела курортный роман, очень удивился её реакции, потому что родился в Луганске, и сказал: ну я, вообще-то, сам в Украине родился, не пойму, почему ты так реагируешь.
И потом Даша много думала. Очень много думала. После этого она съездила в Киев, потому что там её шведская бабушка читала лекции. Киев ей очень понравился.
А потом Даша встретила в интернете молодого человека из Израиля, родом из Харькова. Когда он первый раз ей позвонил по телефону, она очень смеялась над его говором, он показался ей анекдотическим. Но Даша привыкла. И молодой человек показал ей Харьков, познакомил со своей семьей, со своими друзьями. И многие из них, к её ужасу, “гэкали”. Но она как-то и к этому адаптировалась, но первые несколько лет стеснялась знакомить с семьей и друзьями своего молодого человека своих друзей и родителей.
Потом, в 2014 году, когда случились Крым и Донбасс, Даша что-то окончательно поняла. Что все эти маленькие кусочки, все эти шутки, все эти ощущения, страхи, стереотипы – всё это составляет большую картину. Картину войны.