Верю в покойных своей страны, в их подъяремные письмена вроде | toska_poetry

Верю в покойных своей страны, в их подъяремные письмена
вроде и кровью, а то слюной вдоль бесстраничного полотна
вечной проторенной колеи, тракта, трактата от Колымы
до осторожного ну как мы
тоже присядем на две зимы
перед дорожкой?
Mы прилагаемся к их мощам вяленькой плотью в тугих плащах
вроде и белых, а то потри - выйдет подкладочка изнутри
в мелкую клеточку, и поля
густо обложены жирной тлей,
горькой порошей.

Им предстоять за нас в стылой тьме нашей сгущающейся зимы,
вроде и белой, а почему руки не моются добела
не умываются от чернил школьного “плохо себя вели”,
черного “редко себя вела
от этой саечки на столе
к гуще болотной”?
То ли ли дело оне, оне, - разве оне не чистей огня,
рук не пожатнее, не белей правды, разлившейся над землей,
белой дорожки меж двух ноздрей,
немощи бледной в груди пустой,
тряпки парадной?

О, так за что же в ночном аду головы их говорят не то,
с ржавых колов от царевых врат все нам пытаются досипеть,
что физкультуру списал на три и что троих своих сдал на пять,
и что боялся огня в воде
и что в огне не подал воды
трем утопавшим?
Рты их полны неживой водой, и неживей неживой воды
эти их дряблые животы, слабые руки, живые рты,
страшные письма из темноты
сéрдца, где ужас по темноте
меленько пишет.

Нет, мой товарищ по славных слов, полно, не слушай их сиплый слив,
громче тверди в боевой брехне их благолепные имена,
чаще вверяй себя их суду, бойся их гамбургского суда:
праведной саечки с угольком,
ближнего шепота в уголках,
буквенной крошки;
Именем их на своей стене вроде впечатку, а то слюной
наши размазывай письмена, - правдоньки, клятвы о временах,
где мы огню поднесем огня,
не убоимся воды в воде,
плащ отшвырнем, полежим везде
перед дорожкой.

***

Как пойдет двором нашим черная полоса,
как мы глянем ей в родненькие глаза,
а она в ответ не мигает, —
только машет стоптанным костылем
да кривит еблет, да слюнявым ртом
загребает воздух, — а слов все нет,
и во рту у ней этот черный свет
никого у нас не пугает.

А навстречу ей белая полоса
выступает в дебелой своей красе:
у нее грудя и она в пальто
о шести рукавах, и из нас никто
ей в глаза не смотрел бы, да вот она
как качнет железным своим бедром,
как тряхнет головою,
как ухватит за горло, и мокрым ртом
сладко выдохнет прямо тебе в лицо:
“До чего ж повезет тебе, подлецу,
замутить со мною”.

И стоим мы, сирые, на крыльце,
и на горле красная полоса,
а они сближаются у крыльца, —
одна страшная, сладостная лицом,
а вторая уебищная с лица, —
и вот-вот отступит пред светом тьма,
и останемся высвеченные мы,
пятясь к стенке пред белым ее пальтом,
перед полным ртом на лице пустом,
перед полною чашей, тугим животом,
сытым диточкой, жирной клячей.
Божегосподи, не допусти беды, -
не оставь без нужды, без честнó‎й беды:
вот мы мелко дрожим да поклоны бьем,
да кривим еблет, да слюнявым ртом
загребаем воздух - а слов все нет,
и во рту у нас этот черный свет
ничего для Тебя не значит.

***

И еще: подборка моих новых стихов на сайте центра Вознесенского. Огромное спасибо Ilya Danishevsky за публикацию. https://notalone.voznesenskycenter.ru/goralik/