Отпуск моей коллеги Вероники Иващенко на красивой русской Тери | Vандал
Отпуск моей коллеги Вероники Иващенко на красивой русской Териберке напомнил мне про фильм «Левиафан», который там снимался и который я в свое время так и не посмотрел.
На днях с трудом дотянул до конца этой нудной картины. Если кто не видел, это про то, как все вокруг бухают, и коррумпированный алкаш-чиновник отжимает у мужика-алкаша дом, чтобы на его месте построить церковь. Попутно алкаш-мужик зовет к себе в помощь друга-адвоката из Москвы, чтобы тот ему помог спасти дом. Но друг спит с женой этого мужика и мужик жену за это убивает.
Посреди этого всего возникает местный митрополит –весь такой рисованно-благостный и говорящий мертвыми книжными словами - и растерявшийся батюшка, который читает алкашу такие же книжные морали.
Всю картину меня не оставляло чувство, что режиссер очень хочет кому-то понравится. И какой-то странный слепок его самолюбования лежит на каждом кадре.
Уже тогда, в 2014ом, в год Майдана, когда фильм вышел, было понятно, что понравиться западной публике и жюри фестивалей образом вот такой России -спивающейся, растерявшей все начатки правды и человеческого, умирающей - легко. Что такими вот карикатурными попами на экране –можно угодить толпе. Что таким вот сюжетом - про такую же мертвую и бездушную, как и государство, церковь, можно сорвать кассу. Потому что нет более привлекательного сюжета для тех, кто Церковь не любит или не понимает, чем когда Её изображают, погрязшей в наших же человеческих страстях и грехах. Приём этот стар, как мир.
Я Церковь люблю. И с самого первого дня в ней за почти 17 лет мне не было интересно рассматривать, что в ней «не так». Наверно, потому что что главное, что мне подарила Церковь –это способность видеть, что «не так» во мне самом, видеть в какой-то предельной правде. Церковь –это про Правду -и обо мне и обо всём. А кто хочет ловить Церковь на лжи, тот врет о ней и пытается от этой Правды укрыться.
Да, в Ней куча всего человеческого –она же из людей состоит -и это человеческое даёт о себе знать, кого-то это «человеческое» в свое время в Церковь не пустило, отвернуло от Неё -дай Бог, чтоб только до времени. Но смотреть и смаковать это человеческое, когда рядом светится Божественное –это то же, что прийти к столу из самых вкусных в мире явств, но рассматривать, как неправильно лежит вилка.
В Церкви действует Бог, Который каждому открывается очень лично –сердце-к-сердцу. Но, когда Он открылся (а если б не открывался, то Церкви стояли бы пустыми), то человеческое в Церкви вообще становится неинтересным и глубоко вторичным.
Передать эту Встречу, это божественное в Церкви -на экране сложно. Но режиссер «Левиафана» даже человеческое церковное передал лживо и даже глупо: можете объяснить мне, зачем строить церковь на месте дома, если дом стоит в чистом поле? Рядом нельзя поставить?
Нельзя. Потому что тогда Церковь не будет показана разжиревшим хищником. Глупость и надуманность этого сюжета выдает идею авторов нитками наружу.
Только ведь это ложь о Церкви. И этот холенный митрополит с наклеенной бородой и неуклюже сидящей киношной митрой, и этот батюшка убогий неживой, в уста которому сценарист вложил то, что сам о церкви вычитал в книжках – тоже ложь.
Такая же ложь, как спивающаяся расчеловеченная прибрежная деревня. Ложь, потому что, когда ты хочешь только очень понравиться и лепишь конъюнктурную поделку, - ты врёшь.
Если б у тебя правда душа болела за надорванную растерявшуюся страну, за несправедливости, которые здесь ещё есть, -ты бы тратил талант на то, чтоб это исцелить, чтобы это ушло. И этой твоей болью дышал бы фильм, а он дышит самолюбованием, конъюнктурщиной, интеллигентским нытьем, самооправданием и ненавистью к стране.
Смотреть там нечего -если не видели, то ничего не потеряли. Только этот фильм, как и многие другие – западные, но и наши тоже, - «отменял Россию» уже задолго до нынешней «культуры отмены» России на Западе. Отменял нашими собственными руками за деньги Министерства культуры и Фонда кино - то есть за наши собственные деньги. Это только мы так умеем. )) Вернее, умели. Раньше.
Надеюсь, что теперь прошло это время.
