Или вот другая милая история: Сценографы всегда переживали из | roguelike theory

Или вот другая милая история:

Сценографы всегда переживали из-за того, что их искусство ценится недостаточно высоко, что профессия театрального художника вечно остается в тени режиссера и актерской труппы.

Джованни Никколо Сервандони был придворным итальянским архитектором, живописцем, театральным художником (впрочем, есть мнение, что на самом деле его звали Жан-Николя Серван, и что он был французом, «италинизировавшим» свои имя и фамилию — итальянские архитекторы и художники тогда были в моде).

У Джованни была бешеная работоспособность. Он строил дворцы и парки, оформлял королевские свадьбы, был директором декораций в Парижской опере. В течение 1738–1743 и 1754–1758 годов Сервандони поставил серию театральных постановок, во многом напоминающих машинные пьесы семнадцатого века, с упором на тщательно продуманные изменения декора и спецэффекты – и без актеров. Сервандони представлял себе, что он возведет сценографию в ранг чистого искусства, что люди будут приходить исключительно насладиться пространством. Его первое «шоу» было посвящено Базилике Святого Петра в Риме и получило очень очень сдержанный отклик.

Позже Сервандони добавил в представления музыку и пантомимы – без особого успеха. Он умер нищим и не очень известным.

В начале своей карьеры на заре 20 века Гарри Гудини арендовал театры, где показывал себя запертым в ящик с дюжиной замков. Аудитория, с замиранием дыхания, наблюдала по часу-полтора, как иллюзионист пытается выбраться из ящика. На самом деле, как рассказывал Гудини, на «освобождение» уходило е больше минуты. Иногда он проводил этот час за чтением газеты, периодически издавая звуки борьбы и страдания, чтобы держать аудиторию в напряжении.

«Гудини, – пишет Джозеф Воутерс, – смог сделать то, что не удалось Сервандони. Он смог заставить аудиторию смотреть на коробку сцены – ни что иное, как обыкновенный декор. Он создал перформанс, состоящий исключительно из сценографии».